Быть солисткой оперного театра – это не только получать восторги и аплодисменты зала, уносить красивейшие букеты и слушать восторженные отзывы. Это – лишь итог работы, сложной, требующей огромной самоотдачи и времени. В гостях у SPLENDID сегодня Лилия Шоломей, солистка Национального театра оперы и балета им. М Биешу, заслуженная артистка Молдовы, рассказывающая о себе и о гранях ее любимого дела – пения.
— Лилия, я знаю, что вы изначально хотели стать эстрадной певицей. Скажите, а сейчас хотели бы попробовать себя в таком амплуа?
— Нет, в этом уже нет смысла. Но хотела бы вспомнить о таких певицах, как, например, Мэрайя Кэри или Уитни Хьюстон. Это такой уровень, такие величины и вокал! Если говорить о произведениях, какие исполняют они, тогда да, я бы хотела попробовать. Но я не могу, мне даже стыдно назвать то, что они делают, лёгким жанром вокального исполнительства.
Еще сейчас очень развита поп-опера. Это когда классическое произведение перепевается на современный манер.
— Участвовали в поп-опере?
— Нет, но очень хотела бы – я человек экспериментальный. К сожалению, у нас такого ничего подобного нет, и не будет. Просто для подобной постановки нужны соответствующие вложения. Обработать музыкальный материал – не проблема. Свет, декорации и тому подобное – вопрос в этом. Если бы кто-то был заинтересован, вложил бы в это дело, желающих прийти на представление, я уверена, не было бы отбоя!
— Быть успешной исполнительницей – это талант или, в большинстве своем, труд?
— Это труд. Ни каких-либо достижений, ни популярности, ничего не может быть без труда. Ведь это не шоу-бизнес, где достаточно кому-то заплатить или иметь выразительную внешность – подобный успех фальшивый. Настоящий же возможен только через кропотливый, тернистый труд. Но и без таланта нельзя чего-то добиться. Божье благословение – в первую очередь.
— Возможно ли, обладая хотя бы небольшими вокальными данными, развить в себе талант, научиться петь?
— Человек может прийти поступать в консерваторию с неярко-выраженными способностями, а его голос может быть не очень сильный, полетный. Но благодаря правильному подходу педагога, усердию и напору ученика, конечно, можно многого добиться. Существует достаточно примеров певцов, у которых не очень красивые голоса, но очень красивая манера, дыхание, великолепная техника. Поэтому, если человек не обладает яркими вокальными данными, но у него есть потенциал, педагог найдет в нем то, на чем можно сконцентрировать внимание и работать, для того чтобы чего-то добиться.
— Что самое сложное в профессии оперной исполнительницы?
— Раньше я бы сказала, что ничего сложного, но потом я поняла, что все наоборот. Начиная с музыкального материала, который необходимо выучить и отработать, здоровья, которое ты тратишь, репетиций, требующих большого количества времени. Все это касается не только тебя, но также и семью, друзей – каждый по-своему от этого страдает, чувствуя недостаток внимания.
Сам процесс пения – это очень сложный, комплексный процесс. Причем, эмоционально и физически. За одно выступление можно сбросить до 2-х кг! Ты чувствуешь сильное напряжение во время всего спектакля, ведь на солисте лежит огромная ответственность. Тебя поглощает весь зал, и самоотдача должна быть неимоверной. Не каждый человек, который учился, может быть солистом: талантливейшие люди не стали великими музыкантами только из-за страха сцены.
Перевоплощение – это отдельная тема. Уже несколько лет я рыдаю в сценах сумасшествия своих героинь: «Царской невесте» Римского-Корсакова, играя Лучию в «Лючии ди Ламмермур», смерть Джильды в «Риголетто». Я знаю, что мы не имеем права плакать на сцене – это эмоции должен испытывать зритель. Просто ты так проникновенно относишься к своему герою, пропускаешь черед себя все его чувства, что не можешь сдержать слез. И несколько раз я думала, что сорву спектакль, не смогу допеть. Ты просыпаешься дома, как жена, мама, а приходишь на работу, и все, твой собственный мир заканчивается: ты работаешь над тем, чью жизнь должен сейчас прожить на сцене. Те, кто сидит в зале, должны тебе верить.
— Даже, если зритель видит идеальную «картинку» выступления, на сцене может не проходить все гладко. Были ли случаи, когда казалось, что спектакль может сорваться?
— Были. И слова – это не самое страшное. Все мы люди, и каждый из нас может неожиданно что-то забыть, даже, если знаешь текст наизусть. Бывают другие моменты, куда ужаснее. Раньше у нас часто были плохие гастроли. Одни из подобных проходили в 2007 году в Испании, куда мы везли «Лючию ди Ламмермур». Мы ехали автобусом 4 дня, прибыли в час ночи, а гостиница, где нас разместили, была рассчитана лишь до 9 утра. А выступление в театре было в тот же день в 6 вечера. Конечно, мы попросили предоставить нам номера, но дали их далеко не всем. После сложной, адской дороги, нервов из-за гостиницы я не могла уснуть, хотя страшно устала. Но ничего не отменишь.
Перед выходом на сцену я сделала глубокий вдох и почувствовала, как у меня сильно кольнуло под ребрами. Во время выступления я все время думала, смогу ли допеть, не потеряю ли сознание, ведь тогда сорвется спектакль, а зал полный, и никого не интересует, сколько суток мы ехали, спали мы или нет. Хорошо, что между сценами был антракт. За кулисами режиссер спрашивает, что у меня с голосом, а я просто говорю, что не могу дальше петь. Смотрю на себя в зеркало, вижу свои глаза – страшно красные, белков просто нет! С нами была доктор, она сделала мне витаминный укол, я выпила 2 ампулы глюкозы, поднесла нашатырный спирт, но ничего более серьезного применить не смогла – сильные препараты в моем состоянии могли обернуться ужасными последствиями. Я понимаю, что я не могу продолжить выступление, но замены у меня нет. Собралась. Вышла на сцену и спела так, как будто все, что происходило до этого, было не со мной.
— Наверняка подобный случай в вашей практике – не единственный.
— Таких моментов можно вспомнить очень много! Но, что бы со мной не происходило, как бы я себя не чувствовала, я ни разу за свою жизнь не взяла больничный, не подвела людей и никогда из-за моей болезни не отменялся спектакль. Наверное, так поступают только спортсмены и музыканты или просто сумасшедшие люди. У нас не каждый так будет делать. Но я именно так отношусь к своей работе, и самопожертвование – от любви к ней.
— Работа для вас очень много значит…
— Я очень страдаю, когда у меня отпуск, это для меня трагедия! И выходные я тоже не люблю, потому что хочу все время ходить на работу. И, слава Богу, свободен у нас только понедельник. Я люблю свою работу, как свою дочь. И она, и то, чем я занимаюсь, делают мою жизнь счастливой.
— Вы рассказывали о сложных ситуациях, происходящих на сцене. А бывают ли идеальные выступления?
— Идеальными могут быть роботы. Хотя, если все отточено, хорошо сделано в классе, с тобой отлично поработал дирижер, тогда да, могут быть. Но в своей жизни я была довольно собой не больше десяти раз. Я из тех музыкантов, которые ждут, даже просят замечаний. Для меня это – толчок еще больше работать над собой, исправлять себя, ведь только так можно добиться чего-то.
— Расскажите о вашей мечте.
— Хочу долго петь, участвовать в интересных спектаклях, ездить на хорошие гастроли. А, если говорить о мечте, то она больше связана с личным. Хочу встретить своего человека, который поймет меня и мою профессию, переживания, когда я не могу говорить целый день, потому что о чем-то думаю и просто не в состоянии общаться. Мечтаю найти родственную душу! Жить с человеком из мира искусства нелегко. Я не хочу размениваться: мне нужен один единственный, особенный мой человек.
Текст: Екатерина Кoтельникoва
